Антон Кулаков - Нечего прощать[СИ]

Когда Андрей оказался в центральном зале «Садовой» он застыл — все было точно так, как он видел. Пол, отделанный желтой плиткой под паркет с восемью лепестками странного геометрического цветка, пилоны сургучно–коричневого мрамора, и стальные фигуры отдыхающих людей, располагавшиеся на возвышениях, примыкавших к пилонам. Освещали зал шарообразные светильники, шедшие по верхней части пилонов прямо по стыку пилонов и свода. Теперь надо вспомнить маршрут. Влево. Точно. Влево и без пересадок три станции, потом переход и по прямой три станции. Поехали.

Поезд пятой линии повез его на север. Проехал «Тульскую», помпезную «Смоленскую» и вышел на «Багратионовской» где пересел на салатовую линию. До этого момента все было знакомым. Но голос в поезде на станции «Гласково» сказал, что поезд дальше не идет. Что–то здесь не то. Во сне Андрей точно помнил, что ехал дальше. В этот момент он понял, что его сны завели его слишком далеко, и что все это — просто частичная игра воображения. Но мысль, что он в деталях помнил «Садовую» не отпускала. Андрей решил вернуться туда и осмотреть станцию.

Оказавшись снова в галерее стальных скульптур Андрей прогулялся по центральному залу, потом обогнул крайний пилон справа, остановился и снова ощутил то же что и в лифте, как будто его кто–то поцеловал. А в следующий момент нахлынуло странное ощущение, будто ему здесь кого–то следует ждать.

Справившись с бредовыми мыслями Андрей решил подняться на поверхность, вернуться домой и пообедать. Да и чемодан следовало разобрать до конца, пока его Сворти не облюбовала для сна.

Оказавшись в квартире он действительно обнаружил толстую черную стерву посреди чемодана, прямо в центре аккуратно сложенных белых рубашек. Выгнав нахалку из чемодана, Андрей собрался разобрать вещи, но странные ощущения снова заняли его голову. Он откинулся на софу и снова задумался. Как вдруг тот самый поцелуй и сдавливающие грудь объятья снова пришли к нему. И теперь ему было не больно, а приятно, даже возбуждающе. Волна этого поднимающего чувства захлестнула его, а рука сама собой потянулась, чтобы завершить эту сладостную истому выбросом положительной энергии, которой так давно не было у Андрея. Ведь свою любовь он до сих пор так и не встретил.

Женя и Тимофей готовились уехать из дома Гордеевых на праздничную вечеринку. По дороге они собирались заехать за цветами, поскольку срезать живые бутоны в оранжерее или саду терпеть не могли все Гордеевы — эти растения украшали только их сад и на вынос никому не выдавались, как и многое другое в этом причудливом доме.

Антон сидел у себя и читал книгу со страшным названием «Биохимия человека». Во многом это рвение можно было объяснить тем, куда собирался поступать младший Гордеев — он хотел стать онкологом и вылечить рак. Сколько бы не раздували родственники несчастий насчет смерти его дяди, и сколько бы не пытались скрыть что–то, отчасти все это плавало в воздухе и было и так понятным. Постучали в дверь.

— Войдите, — Антон отвлекся от жуткой книги. Помимо педантизма у своего дяди он унаследовал привычку «человека в футляре» — даже в жаркую погоду он одевал рубашку с длинным рукавом, длинные льняные брюки и всегда носки. Примерно в таком обличии он и лежал в своей комнате, которая почти на треть заросла гибискусом, тетрастигмой и лианами дипладении. Так что эту комнату можно было смело считать комнатой китайских роз, поскольку цвели эти кусты круглогодично. Боковая стена, от пола до потолка была занята огромным стеллажом. Минимальную его часть занимали школьные учебники, которые, правда, в скором времени предстояло сдать и забыть о них, как о страшном сне. Все остальное пространство занимала медицинская литература, причем не только по онкологии. Любая библиотека бы загнулась от зависти, лицезрея это собрание. Но у библиотек нет столько денег, сколько их есть у Гордеевых.

Вошла Клара:

— Тон, я тут подумала…

— Мам. Я знаю что ты подумала, — перебил ее Антон.

— Будь любезен, не перебивай меня, а дослушай до конца.

— Хорошо, — Антон захлопнул «Биохимию человека» и уставился на мать в упор, — я готов послушать твои наставления насчет того, что мне надо поехать на эту вечеринку.

— Да, — уверенно ответила ему Клара, — тебе надо туда съездить. Развеяться.

— А ты меня спросила, хочу ли я развеяться? Сколько раз я говорил, что я гораздо лучше чувствую себя в своем логове, в тени этих гибискусов в обществе интересной книги.

Клара покосилась на «Биохимию».

— Мне всегда казалось что биохимия, это что–то настолько малопонятное и страшное.

— Потому что ты ее никогда не понимала. Так же как я не понимал папино увлечение рыбалкой и твое, совместно с Ириной, увлечение детективами и сериалом «Она написала убийство».

Удар был в самую точку. Мол, у вас у самих увлечения не лучше. Тот же Евгений своей рыбалкой в разгар сезона умудрялся свести с ума всех — он рвался в Междуречье на рынок, где покупал новые воблеры, потом был готов полтора суток трястись в поезде, чтобы несколько часов проторчать на холоде в какой–нибудь Варзуге или Кузомени, поймать там семгу, которая по себестоимости, вместе с ценой на билет выходила примерно в пять раз дороже, чем просто купить свежую семгу на рыбном рынке в Слободе.

Клара не обиделась на сына.

— Ладно. Ты снова убедил меня в том, что я не права.

— Если тебе хочется поучаствовать в моем воспитании, лучше распиши партию в козла, позови Иру с Мариной, и я с радостью к вам присоединюсь, дочитав эту главу, разумеется.

Клара согласно кивнула головой:

— Через 20 минут ждем тебя в гостиной. Я ради этого даже чай приготовлю фирменный.

— Мам, ты знаешь чем меня купить. Осталось прибежать Марине и сказать про…

— Булочки уже пекутся.

— Ну все. С вами точно не поступишь никуда. Булочки, карты, чай. Все. Двадцать минут и я ваш.

Ирина провожала внуков, давая бесконечные ценные указания (далее — ЦУ) о том, как водить машину и прочее. Это при том, что сама Ирина водить не умела в принципе и машин боялась.

— Женя, держись за машиной брата. Хотя я все равно не понимаю, зачем вам ехать на двух машинах.

— Бабушка, — закатил глаза Женя, — потому что у нас могут быть разные планы на вечер. Тишка может свалить с вечеринки намного раньше меня. А на такси ты нам ездить сама запретила. Разве нет?

— Да, — вздохнула Ирина.

— А метро в три ночи не работает. И я не особо хочу, чтобы ты меня побежала на «Садовую» встречать с первым поездом.

— Ладно, — согласно кивнула Ирина, — я подчиняюсь вашим требованиям. Убедили, вредины. Все. Жду вас к утру, и верю что отдохнете.

— Главное ты отдохни, — Тимофей чмокнул Ирину.

По лестнице спустилась Клара:

— Ну что, уговорила: — спросил ее Тимофей.

Клара покачала головой:

— Он согласился на партию в козла со мной и нашими бабушками вместо поездки на молодежную вечеринку.

— А я тебе говорил, что бесполезно, — сказал Женя, — с таким рвением он точно вылечит рак. Когда–нибудь.

— Прекрати ерничать, — сказала Ирина, — езжайте скорее.

Внуки удалились на праздник. Ирина посмотрела на Клару:

— Я приготовлю стол, а ты наверное заваришь свой чай?

— Именно. Уж я то знаю как вытащить моего сына из постели от книги?

— Ты права.

Клара удалилась на кухню, а Ирина пошла в гостиную, где встретила Марину:

— Не поехал Антоша? — спросила Марина.

— Нет. Сходства продолжаются.

— Это было сразу понятно, — ответила Марина, — я это знала уже когда Клара забеременела и Евгений сказал, что назовет сына в честь покойного брата. Я уже тогда задумалась над тем, что родится его точная копия. И это сбылось.

— Я никогда в такие вещи не верила, — произнесла Ирина задумчиво, — но ведь они похоже даже в мелочах. Такая же манера спать, то же отсутствие интереса к сверстникам, даже некоторое отвращение к ним. Я не знаю как это объяснить, меня эти совпадения на самом деле пугают.

— Почему вдруг пугают то, — удивилась Марина, — разве наш Антоша обладал какими–то ужасными качествами?

— Нет, конечно, — вышла из положения Ирина, — но мы же его любим, и нам свойственно не замечать его недостатки.

Марина согласно кивнула и пошла на кухню доставать из духовки свои знаменитые булочки. И тут, совершенно неожиданно включенное в гостиной радио, до этого создававшее фон легким джазом заиграло аккорды песни. Старой песни на датском языке, которую Марина уже не слышала лет десять. Это была «Там где сердца бьются» Андерса Франдсена. Проникновенная баллада на датском языке. Марина остановилась как вкопанная и ее глаза вмиг наполнились слезами. Она обернулась и увидела, что Ирина сидит в кресле, закрыв лицо руками и рыдает. Они обе знали о ком напоминает эта песня и не могли сдержаться. В таком состоянии их и застала Клара.